Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции - Мария Александровна Филимонова
Есть и свидетельства вполне позитивного восприятия Кромвеля в просвещенческой Америке. Например, в Бостоне существовала популярная гостиница под названием «Голова Кромвеля». Над входом висела вывеска с изображением самого Кромвеля, причем так низко, что входящие вынуждены были кланяться лорду-протектору, чтобы войти в гостиницу. Владелец гостиницы состоял в числе «Сынов свободы». Псевдоним «Кромвель» в 1770-х гг. несколько раз появлялся в новоанглийских газетах. Например, в 1773 г., во времена Чайного акта, «Кромвель» на страницах «Boston Gazette» призывал американцев отстаивать свои права. Один из первых приватирских кораблей Массачусетса носил имя Кромвеля; здесь имя лорда-протектора соседствовало с «саксонским мифом»: первый боевой корабль Континентального конгресса назывался «Альфред Великий»[297].
Итак, пресвитериане и индепенденты получали у американцев своеобразную и неожиданную трактовку. Более умеренные пресвитериане парадоксальным образом считались твердыми республиканцами. Индепенденты и их вождь Оливер Кромвель, напротив, воспринимались прежде всего как лицемерные губители свободы.
Более радикальные партии Английской революции, как ни странно, вообще выпали из американского революционного дискурса. В американских текстах второй половины XVIII в. не удалось обнаружить ни одного (!) упоминания о Лильберне или, скажем, о Дж. Уинстенли. Диггеры оставались «белым пятном». Остается сделать вывод, что об этом движении американцы попросту ничего не знали. Ситуация с левеллерами сложнее. Как уже говорилось, популярная в Америке К. Маколей высоко оценивала «Народное соглашение» и левеллеров вообще. Но американцы не соглашались с английской республиканкой. Сам термин «левеллеры» был им прекрасно известен и применялся к эгалитаристским движениям – причем в негативном ключе. Так, нью-йоркские «Сыны свободы» называли левеллерами бунтующих фермеров, желая высмеять их[298]. В то же время легко заметить, что «Народное соглашение» и американская революционная идеология имели между собой немало общего. Республиканизм левеллеров, их борьба за политическую свободу, требование расширения избирательного права откликаются эхом в американских конституциях революционного периода. Распространенный в просвещенческой Америке лозунг: «Ежегодные выборы – единственная защита от тирании»[299], – определенно восходит к Лильберну и его критике Долгого парламента. Но о связи популярного лозунга с левеллерами американцы, похоже, ничего не знали. Заимствовать представление о необходимости одногодичных парламентов американцы могли не столько у самих левеллеров, сколько через посредство английских радикалов XVIII в. Так, в 1771 г. вышел трактат О. Хьюма, посвященный именно этой проблематике. Хьюм утверждал: «Где прекращаются ежегодные выборы, там начинается рабство»[300].
Ключевой текст Славной революции – Билль о правах 1689 г. – оказал большое влияние на американский конституционализм (см. выше). Но сама Славная революция не вдохновляла американских вигов. Из исторических деятелей, так или иначе связанных с этим периодом английской истории, американцы выделяли лишь Алджернона Сиднея. Сидней в период правления Якова II оказался замешан в подготовке восстания Монмута и был за это казнен в 1683 г. Историк А. Хьюстон приходит к выводу, что американские колонисты читали Сиднея очень внимательно. Труды Сиднея имели столь же большое значение, как и его мученическая смерть[301]. Франклин напоминал англичанам в 1765 г., что если сопротивление Гербовому сбору было ошибкой, то «ваши самые знаменитые (теоретики конституции), ваши Селдены, ваши Локки и ваши Сиднеи вовлекли их в эту ошибку»[302]. В песне 1773 г., посвященной Бостонскому чаепитию, над С. Адамсом и его соратниками витали «сияющие ангелы»: сама Свобода, а рядом с ней Гэмпден и Сидней[303]. Сидней, таким образом, продолжал ряд идеальных героев-революционеров, начинавшийся с Брута и Кассия.
В американских политических текстах совершенно не фигурируют диггеры. Левеллеры упоминаются только в негативном ключе. О Кромвеле американцы помнили главным образом то, что он уничтожил республику и стал лордом-протектором, но наряду с этим встречался и позитивный образ революционного генерала, победителя роялистов. Символами борьбы за свободу были Гэмпден и Сидней. Образ Кромвеля оставался амбивалентным.
* * *
В целом, можно сделать вывод о том, что восприятие ключевых событий английской истории в Америке было избирательным и мифологизированным. Исторические мифы о событиях, начиная с англосаксонского периода и заканчивая революциями XVII в., выстраивались в целостную и непротиворечивую, хотя и далекую от исторических реалий картину. Так же, как американцы вчитывали нужное им содержание в Великую хартию вольностей, они рисовали нужные им образы Гэмпдена, Пима, Кромвеля и других лидеров Английской революции середины XVII в.
Глава 4. Чуждая власть: король и парламент
Имперская власть с ее образами, символами и ритуалами постоянно присутствовала в массовом сознании колоний, в их повседневной жизни. Американские газеты регулярно перепечатывали отчеты о происходящем в парламенте и при дворе. Ритуалы, связанные с монархией, составляли часть американской повседневности. Дж. Адамс перечислял: обязательные молитвы за здравие короля, ведение судебных процессов от его имени, назначение должностных лиц также от его имени, датировка официальных документов по году его правления[304]. Праздничная культура колоний включала празднование дней рождения короля и королевы, дня восшествия на престол. Тост за здоровье короля был обязательной частью банкетов. Английская неписаная конституция была источником, к которому колонисты апеллировали при защите своих прав.
Представление об имперской власти, соответственно, было подробно разработанным и глубоко укорененным в ментальности. Происходящие с образом имперской власти процессы коррелировали с общим процессом разрушения британской идентичности в колониях. Свою роль в этом сыграли как политика парламента, так и пропагандистские усилия американских вигов.
4.1. Смешанное правление
Согласно господствовавшей теории, английская конституция считалась образцом «смешанного правления». Соответствующая концепция восходила к Аристотелю; он считал, что «чистые» государственные формы склонны к перерождению: монархия становится тиранией, аристократия клонится к олигархии, демократия превращается в охлократию. Чтобы получить стабильное правление, нужно смешать элементы всех чистых форм. «Желательно, – писал Цицерон, – чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы одна часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа. Такому устройству, прежде всего, свойственно, так сказать, великое равенство, без которого свободные люди едва ли могут долго обходиться, затем – прочность, т.к. виды государственного устройства, упомянутые выше, легко превращаются в свою порочную противоположность… тогда как при объединенном и разумно смешанном государственном устройстве этого не случается почти никогда»[305]. В Англии три элемента «смешанного правления» были представлены, соответственно, королем, Палатой лордов и Палатой общин.
Согласно традиционной английской доктрине, политическое тело английской нации представляло
